Бронелетчики. Кровь на снегу - Страница 63

Злобин дал знак: лежи, Матвей, не разговаривай, береги силы. Скоро госпиталь… Бронелет летел по накатанному снегу к деревне Линтала, где находился полевой лазарет. Там же, кстати, располагался и штаб 44-й дивизии.

Капитан Лепс сделал Матвею перевязку, промыл рану, вколол кое-какие лекарства (в том числе такие, которых еще не было в арсенале советских медиков), и попросил – давайте, ребята, поскорее…

Сергей Самоделов выжимал из машины все, что мог, двигался на предельной скорости, хотя это было очень опасно: на дороге то и дело попадались застывшие, мертвые грузовики, которые приходилось объезжать по обочине. А вдоль шоссе длинной колонной вытянулись конные повозки. Их было много, очень много – шел целый дивизионный обоз.

Уставшие красноармейцы ночевали возле своих повозок, грелись у костров, готовили еду, пили чай. Лошади меланхолично хрумкали сено – удалось немного добыть в одном финском селении. Отдельными группами стояли танки и бронемашины – черные, мрачные, неподвижные. Их экипажи через каждые полчаса прогревали моторы – иначе утром не заведутся. Морозы-то стояли суровые, северные…

Через двадцать минут долетели до госпиталя. Он состоял всего из четырех палаток: в одной находилась операционная, в двух других спали раненые красноармейцы (утром их собирались отправлять в тыл), а в четвертой ночевали сами медики.

Бронелет с ревом подлетел к операционной палатке. Злобин разбудил дремлющего на деревянном топчане хирурга, тот открыл сонные глаза, все понял и кивнул. Протер руками усталое, серое лицо (в последние дни было много работы, раненых везли и днем, и ночью), поднялся, умылся холодной водой и через минуту был уже готов. В «буржуйке» развели посильнее огонь, чтобы согреть палатку, повесили дополнительные керосиновые лампы – для света.

– У нас есть свой врач, – сообщил майор Злобин, – если позволите, он вам поможет…

Хирург кивнул – конечно же, кто откажется от помощи! В военных условиях каждая пара рук на счету. Сам он в последние дни спал короткими урывками, всего по два-три часа, а работать приходилось почти круглые сутки. Поэтому врач был безумно рад любому свежему человеку, и тем более коллеге…

Леонид Лепс коротко рассказал, что произошло, что он сделал и что надо бы сделать. На военврача большое впечатление произвели отличные хирургические инструменты в саквояже Лепса и особенно – широкий выбор лекарств. Эх, нам бы такие…

Сначала он предложил Леониду оперировать самому (раз имеются инструменты и препараты), но тот разумно отказался: давно не практиковал, в последнее время занимался совсем иной работой (чистая правда – вправлял и выправлял мозги тем, кому надо). А вот ассистировать – пожалуйста, с большим удовольствием. Военврач кивнул – ладно, давайте.

Раненого Матвея положили на деревянный стол, покрытый липкой, холодной клеенкой, позвали хирургическую сестру – красивую, высокую, стройную девушку. Сергей Самоделов по приказу Злобина повесил в палатке пару электрических ламп – для лучшего освещения, поставил аккумулятор – хватит на несколько часов. В бронелете на электропечке быстро вскипятили воду (чтобы не ждать, когда согреется на «буржуйке»), принесли перевязочные материалы – вечно их не хватает. Можно начинать…

Все вышли из палатки, внутри остались только военврач, капитан Лепс и медсестра. Ну, и Матвей Молохов, разумеется.

Глав шестнадцатая

– Ты у нас настоящий герой, – весело произнес Леонид Лепс, подходя к Молохову. – Отлично держался, пока мы тебя резали, не стонал даже.

Матвей лежал в салоне бронелета, временно превращенном в больничную палату. Он только что проснулся после тяжелой ночи – сначала операция, потом то полусон, то полузабытье…

– Как я мог стонать, – чуть заметно улыбнулся Матвей, – когда вы меня так лекарствами накачали, что я и не чувствовал ничего? Лежал, как чушка безмозглая, только глазами хлопал…

– Извини, что общий наркоз тебе не сделали, – вздохнул Лепс, – сам знаешь – нельзя было. Не то время…

Матвей кивнул – конечно. Он понимал – многое из того, что имелось в чемоданчике Лепса, ни в коем случае нельзя показывать советским врачам. Из соображений секретности. Поэтому оперировали так, как было принято в те годы. Разумеется, его напичкали препаратами, накачали обезболивающим, но в бронелете, перед самой операцией. Подальше от посторонних глаз.

Кстати, военврач был не против того, чтобы Матвея после операции поместили отдельно от других раненых, в салоне бронелета – в палатках и так на всех места не хватало. Он только попросил – если у вас, товарищ капитан, есть возможность, помогите нам. При вашей квалификации, инструментах и лекарствах… Леонид Лепс, конечно же, согласился – почему бы нет? Весьма полезная практика…

Тем более что им все равно предстоит провести в лазарете несколько дней – перевозить Молохова в другое место пока никак нельзя. До точки возврата почти двести километров, приличное расстояние. Пусть Матвей придет в себя и немного окрепнет…

– Держи свою пулю, – сказал капитан Лепс, протягивая Матвею сплющенный кусочек свинца.

– Она не моя, а финская, – улыбнулся Молохов, но подарок взял.

Посмотрел – калибр 9 мм. Сжал в ладони – тяжелая, холодная. Решил – оставлю себе на память. Может быть, амулет из нее сделаю. Правильно говорят: то, что нас не убивает, то делает сильнее. К пуле это относится в полной мере. Лепс понимающе кивнул, а затем бодро произнес: